Уже после развода Тихонов советовался с Мордюковой, как ему играть сцену объяснения в любви

— Наталья Викторовна, где-то года два назад была такая необычная ситуация… Мы говорили о Нонне Викторовне Мордюковой, ну, такие просвещенные люди вокруг были. И вдруг они говорят: «А что, разве она умерла?.. Ведь много идет фильмов, — и о ней, и с ее участием».

— Да, фильмов много…

— Мне сначала показалось, что эти люди — какие-то дремучие, а потом подумал – а, может быть, они правы?

— А вы знаете, Саша, были мы как-то на кладбище у Нонны, вот именно в день ее памяти. (Актриса похоронена на Кунцевском кладбище рядом с сыном, Владимиром Тихоновым. — А.Г.) И вдруг — девушка с записочкой, мы ее спрашиваем – вы откуда? Из Омска приехала, отвечает, меня попросили прийти и положить цветочки на могилу Мордюковой. Можете себе представить?

Поэтому — вот когда вы просите меня поделиться воспоминаниями о Нонне… Она для нас для всех – живая.

— Ну, и для меня…

— Я знаю. Саша… А как она ценила дружбу! Она говорила – на старости лет наконец-таки у меня появились, не люди, а людищи! Это люди, с которыми можно ходить в разведку…

— Спасибо. Но, если говорить, что Нонна Викторовна была же всегда очень живым человеком…

— Да-да!

— Она ж не сильно отличалась-то от своих героинь по характеру… Правильно?

— Нет! Один — к одному! Вот мы с ней когда на рынок ходили, она говорит – вот я такая же, как эти женщины стоят. Вот, говорит, дай мне сейчас ведро с огурцами солеными, я буду выкрикивать – кому огурчики хрустящие, соленые? Это вот мы с ней по рынку так ходили. Это я — то, что помню…

— Это уже в Москве здесь, да?

— Естественно.

— А люди как на нее реагировали?

— Ой, да всегда окружали. Вот не надо деньги, возьми… Она говорит – без денег не возьму. Ты что? Ты вкалываешь, а я, барыня, у тебя без денег должна брать. Нет, не пойдет.

— А как Слиска Любовь Константиновна ей помогала, да?

— Ну, вы знаете, говорила Нонна, — это, говорит, баба, с которой можно потрепаться.

— И поматериться?

— Да!

— И я однажды был как-то свидетелем такого их разговора… Вот я ни разу не слышал, чтобы так интеллигентно ругались матом!

— У них все время скользил мат. И Нонна… у них это прямо как музыка шла.

— Да, да! Я так не смогу.

— И я не могу. И Нонна бы мне не разрешила…

— Я сейчас вспоминаю один ее день рождения, который отмечали у вас дома. Может быть — как раз 25 ноября 2007-го.

— Да, я уже тогда чувствовала, что это был последний день рождения Нонны, который мы отмечали вместе с ней…

— Да. И я помню, вот — Аскольдов приехал, режиссер «Комиссара», и он сказал такую вещь – зачем мы, режиссеры, мучили Нонну? Надо было просто ее брать, — такой, какая она есть, и — сразу снимать!

— Об этом говорил, кстати, и Рязанов. Вот когда она у него снималась в эпизоде в «Вокзале на двоих» — она тогда сыграла комичную роль «дяди» Миши.

И Рязанов говорил: «Нонну трогать нельзя. Ей поставил задачу – вот ты торговка – вот и соображай, что ты будешь говорить». И она говорила – а что вы думаете, я витаминами торгую, людям помогаю, они витамины едят – это ягоды она продавала у него в фильме.

Она вообще спонтанно, Саш, могла сыграть — кого угодно!

— Да… Я еще запомнил, как она изображала при мне лифтершу старенькую, у которой был мешочек с зернами кофейными, жареными, она их вместо семечек грызла. И все куда-то пряталась, пряталась… И Нонна Викторовна ей вроде говорит – Фрось, а чего ты прячешься? А она отвечает – так мне уже 90 лет, а я все живу и живу.

— Да, это соседка такая была, у Нонниной подруги Лорки. Фросе этой было стыдно перед людьми, что — ей столько лет, а она все живет и живет.

— И Нонна Викторовна так живо, органично все это изобразила… Ну, я помню, что она нам домой всегда звонила, когда там с Тихоновым по телефону поговорит.

— Да, и так тоже было.

— А правда, что вот они уже когда были в ссоре, в разводе, и когда Тихонов Балконского в «Войне и мире» играл, и у него не получалось, он к Нонне Викторовне за помощью обращался?

— Это было, он ей звонил.

— Нет, он вроде приехал за ней на «Волге», они куда-то поехали, и она его учила. Или — нет?

— Саш, я этого не знаю, я знаю только, что он ей позвонил, печальный такой, и говорит – Бондарчук кулаком перед глазами погрозил и сказал: «Если ты эту сцену не сыграешь, я тебя просто убью».

— А какую сцену?

— Когда он там в любви объяснялся. Князь Болконский — Наташе Ростовой. А он никак не мог. И, значит, Нонна говорит – Слава…

— Это уже после развода?

— Да. Как товарищ. Они уже не жили как муж и жена.

— Так, звонит и что?

— И говорит – Нонна, вот, представляешь, я не знаю, что делать. Сережка меня ругает, что вот попробуй мне только не сыграй. А она говорит – как что делать, возьми и сыграй. Назло ему. Подумаешь, говно какое – Бондарчук! Нонна так ему и сказала. А ты – Тихонов – вот и сыграй. И сама ему тогда и помогла. И он сыграл.

— А что же такое Мордюкова Тихонову тогда сказала, что он сумел так здорово сыграть любовь, а?

— Вы знаете, Нонна знала Славину слабость, — он обожал голубей. У него была в Павловом Посаде голубятня, я потом там жила и все это на чердаке осталось, и голуби по привычке туда прилетали. Ну, представь, — говорит Нонна Славе, — что это голубь твой любимый. У него был ручной голубь, который даже записки передавал.

— Кому?

— Ну, там в Павловом Посаде его товарищ и они репетировали, прилетит голубь с запиской или не прилетит. И прилетал. Игрались они. Вот никто не знал, что Слава был такой голубятник. А Нонна это знала.

И вот Нонна говорит – Слав, ты ж любишь голубей, как ты на них смотришь, на тебя, когда смотришь, понимаешь — это самые любимые существа твои. И, говорит, ты представь, что вот ты именно видишь голубя в образе этой… Наташи Ростовой!

— Да вы что?

— Да!

— А вы про это никому не рассказывали?

— Никогда. В голову не приходило.

— Про сцену, как Мордюкова научила Тихонова любовь играть…

— Никто никогда меня не спрашивал, поэтому… А это я помню, потому что это при мне все было, я же у Нонны жила…

— Спасибо вам огромное — за такой «эксклюзив».

— А вам, Саша, — за память…