Актриса стала автором, пожалуй, даже чересчур откровенной книги
Фото: GLOBAL LOOK PRESS
Голливудская актриса Шэрон Стоун всегда вызывала чувства восторга не только у зрителей, но и у коллег. Глядя на звезду «Основного инстинкта», которой в этом году исполнилось 63 года, мало кто может подумать, что вот уже два десятилетия Стоун борется за свою жизнь.
В 2001 году ее начали беспокоить сильные головные боли. Актриса не могла ничего делать, не могла разговаривать и ходить. Но она выстояла, и после хирургической операции на головном мозге и долгой реабилитации решила рассказать об этом и многом другом, написав автобиографическую книгу «Красота двух жизней (The Beauty of Living Twice)».
Актриса стала автором, пожалуй, даже чересчур откровенной книги. В ней есть рассказы о пережитом в детстве сексуальном насилии, съемках откровенных сцен, взаимоотношениях с мужчинами и секретах жизни звезд.
Посвятив книгу своей матери, Стоун не без горечи признала: «Я – не актриса, я – продукт Голливуда».
Содержание статьи
О взаимоотношениях с отцом
Он бил меня до тех пор, пока я окончательно не уверилась в том, что он бьет меня за то, чего я в принципе не делала. В этот момент меня покинули страхи и волнения, вообще все чувства. Ведь я поняла, что мой отец – слабак. И вот как-то он заорал, требуя, чтобы я спустилась к нему со второго этажа. Мать стояла рядом с ним. Я медленно спустилась, не сводя с них обоих глаз, подошла к отцу и четко сказала: «Что, опять хочешь меня избить, чтобы почувствовать себя мужиком?». Мне было четырнадцать. Он заплакал. Я сказала, что не люблю его, никогда не любила и никогда не полюблю. Я держалась отстраненно. Отец был совершенно разбит, и никогда больше не поднимал на меня руку.
Об «Основном инстинкте»
Этот фильм стал восемнадцатым по счету в моей карьере. До него я много лет снималась во всяких паршивых лентах и сериалах уровня «так себе». И я знала, что «Основной инстинкт» — мой последний шанс, ведь я тогда уже была не так молода для кино, в котором к тому моменту не успела развернуться. И мне был нужен прорыв.
Премьера состоялась на парковочной площадке, а не в кинотеатре, потому что справиться с толпами людей было невозможно. Когда фильм закончился, воцарилась полная тишина. Фэй Данауэй схватила меня за руку и шепотом сказала «не шевелись». Я замерла. И вот когда уже миновала, как мне показалось, целая вечность, толпа зрителей взорвалась восторженными криками. «И что теперь?» — спросила я Фэй. «Ты теперь – суперзвезда. – сказала она. – И все будут целовать тебя в задницу».
О знаменитой сцене без нижнего белья
Снять ее меня заставили обманом, сказав: «Мы ничего не увидим. Нужно просто, чтобы ты сняла с себя трусики, ведь белый отражает свет, а сейчас видно, что они на тебе есть»… Но я не стала судиться с режиссером и продюсером из-за этой сцены. Она была правильной и для фильма, и для персонажа. И еще потому, что я это, в конце концов, сделала.
О харрасменте в Голливуде
Мне не давали принимать участие в отборе актеров-мужчин, которые должны были стать моими партнерами по фильмам. И один из продюсеров всегда требовал, чтобы я переспала с потенциальным партнером, чтобы между нами возникла химия. Они настаивали на том, кто даже не мог нормально пройти пробы, и думали, что если я с ним пересплю, то он станет прекрасным актером… Я думала, что они просто могли взять человека, могущего хорошо играть и произносить реплики. И вообще они могли сами переспать с ним и оставить меня в покое. Я так им это и говорила.
Я горжусь своей работой. Даже той, которую приходилось выполнять под руководством самых мерзких режиссеров. Вроде того, что не начинал съемки только потому, что я отказывалась садиться к нему на колени. Этот кандидат на включение в список движения #MeToo несколько недель подряд ежедневно вызывал меня на съемочную площадку. Мне делали укладку и макияж, наряжали в нужные костюмы. А он отказывался включать камеры, потому что я не садилась к нему на колени, дабы выслушать его указания. Это был многомиллионный проект, в котором я была главной звездой. Но руководство студии делало вид, что все нормально. Даже будучи суперзвездой, я все равно не имела права голоса, потому что я была женщиной. Так тогда обстояли дела – режиссер-наркоман и насильник — имел больше власти, чем я. Слава богу, теперь все иначе.
О работе с актерами Стивеном Сигалом, Робертом де Ниро и Леонардо ди Каприо
Сигал ужасно обращался со всеми. Говорили, что он нередко провоцировал партнеров на драки, причем в самых неподходящих местах. И когда я снималась вместе с ним в фильме «Над законом», он велел мне держаться подальше от него. Якобы потому, что я «вторгалась в его ци».
Своим невероятным трудом де Ниро подал мне идеальный пример. Ни один другой актер за все сорок лет, что я варюсь в кинобизнесе, не дал мне больше. Он не прекращает работу, пока не достигает идеального результата, вне зависимости от того, сколько потребуется дублей, эмоций и сил. Он просто мастер.
На вторую главную роль – мальчишки, которому хотелось отцовской любви — в фильме «Быстрый и мертвый» — единственным, кто с блеском прошел пробы, на мой взгляд, стал тогда никому не известный Леонардо ди Каприо. Но мне сказали: «Зачем тебе неизвестно кто?», добавив, что если уж я так хочу его видеть в кадре, то мне придется платить ему из собственного кармана. Я так и поступила.
О травмах и болезни
Десятилетие, на которое пришелся пик моей кинокарьеры, приучило меня пренебрегать медициной. Вывихнула плечо – не хнычь и вытри слезы. Нужно удалить нерв из зуба во время обеденного перерыва не в кабинете стоматолога, а в трейлере, да еще и без анестезии? Так себе опыт, скажу я вам, и такое у меня было дважды. Чтобы устранить негативные последствия этих идиотских решений, позже понадобилась челюстно-лицевая операция. Женские боли – выпей побольше обезболивающего и смени позу со стоячей на сидячую. Перелом ступни – надень туфли на размер побольше, закончи съемку, а потом потерпи еще – когда тебе заново сломают кости и поставят их на место. Словом, заткнись и терпи! В кино слабакам не место, а если ты – женщина, то будь сильнее вдвойне.
Из больницы я позвонила своей подруге Мими, с которой давно дружу. Когда она пришла, я попросила ее присесть. Я услышала, как она испуганно вздохнула, перед этим резко втянув воздух в себя. И сказала ей: «Возможно, я скоро умру, и ты – единственная, кому я могу сказать правду: врачи не знают, что со мной». Мими чертыхнулась, а я продолжала: «Тут есть один симпатичный врач, и так жаль, что я не смогу с ним пофлиртовать».