что этот артист делает в театре?»

Мы поговорили с новых руководителем Театра сатиры о репертуарной политике, судьбе пожилых актеров, противостоянии с директором театра и много другом.

— Сергей Ишханович, вчера (8 октября) было объявлено о вашем назначении руководителем Театр сатиры. Вас можно поздравить? Вы этому рады?

— Спасибо за поздравления. Очень рад, конечно.

— Насколько это решение Департамента культуры Москвы было для вас неожиданным?

— Неожиданность была в том, что я для себя этот тему закрыл после той первой кампании (полтора года назад Сергея Газарова уже прочили в худруки вместо Александра Ширвиндта – Ред.), которая закончилась… ничем. Тогда был большой и долгий период моей интеграции в театр, я успел посмотреть репертуар, и неплохо изучил труппу. Было проделана достаточно большая работа тогда, но по разным причинам все отменилось. И потом я получил Театр Армена Джигарханяна (теперь это «Прогресс Сцена Армена Джигарханяна» — Ред.) и стал заниматься им. И вдруг вновь возникла эта тема сейчас. И вопрос решился в мою пользу, чему я очень рад. Не скрываю. С того момента, как Александр Анатольевич Ширвиндт впервые заговорил со мной о моем участии в этом театре, я к этой мысли уже привык… Знаете, как бывает, когда рисуется в голове, что надо сделать и как это надо сделать по-хозяйски… Я рад, что смогу теперь свои идеи применить и дать толчок театру, надеюсь, и качественный, и творческий.

Театр этот прославленный, через три года ему исполняется 100 лет. Сколько за целый век через него прошло знаменитых и талантливых артистов, режиссеров, художников. Таких великих театров не так много даже в Москве. То, что мне выпало, — это большая ответственность. В Сатире один из самых больших зрительных залов (на основной сцене — 1211, на «Чердаке Сатиры» — 150 мест – Ред.). Это тоже нужно держать в голове при выборе репертуарной политики, чтобы зал максимально был заполнен зрителями.

— Театр Джигарханяна, которым вы сейчас руководите, станет филиалом Сатиры?

— Это вопрос не сегодняшнего дня. То, что «Прогресс Сцена Армена Джигарханяна» останется и там мы осуществим планы, которые наметили, у меня не вызывает сомнения. Но её статус относительно Театра сатиры – это не вопрос сегодняшней повестки.

— Тогда спрошу так: вы будете руководить двумя театрами?

— Однозначно. Театр Джигарханяна я не брошу. Это детище, в которое я душу вложил, там много произошло изменений. Будем развивать этот театр дальше.

— В Театре сатиры, в отличие от Театра Джигарханяна, много известных артистов, звезд и народных любимцев. С одной стороны, это облегчает задачи худрука: публика любит спектакли, в которых заняты «медийные лица». С другой, могут возникнуть сложности: большинство звёзд Сатиры – это люди, мягко говоря, пенсионного возраста. Вере Кузьминичне Васильевой недавно исполнилось 96 лет, Наталье Селезневой – 76. Даже Алене Яковлевой, из относительно молодого поколения, в этом году стукнуло 60 лет… Как вы представляете их судьбу?

— Вы знаете, когда в предыдущую мою попытку прийти в Театра сатиры, мы довольно часто общались с Александром Анатольевичем Ширвиндтом, он мне не раз говорил о Вере Кузьминичне Васильевой: она рвется в бой. Он ее успокаивал, мол, посиди дома, отдохни. А она: нет, я хочу играть, буду играть… Разве можно, хотя бы на ее примере, говорить о творческом упадке возрастных актеров? Нет, там все бурлит и жаждет творческого самовыражения. Надо только наладить правильный диалог с артистами, понять их сильные стороны, тогда все звезды засияют на небе. Главное, что в Сатире очень много артистов, которые имеют право играть то, что они хотят играть. Действительно, легендарная труппа.

— Сколько там артистов в труппе?

— Больше 90 человек, если не ошибаюсь.

— Во многих московских театрах такие же большие труппы. Например, в Театре им.Ермоловой было столько же актеров. И худрук Олег Меньшиков решил труппу сократить… Оказалось, нерентабельно содержать такое количество артистов. Возможна такая же ситуация в Сатире, как случилась у ермоловцев?

— В театрах обычно то количество артистов, которое необходимо для исполнения конкретного репертуара. В репертуаре Сатиры, если не ошибаюсь, порядка 30 названий. Они массовые, постановочные, где играет много молодежи. Все вроде бы при деле, все заняты. А если артист не занят, или играет очень мало, но продолжает числиться в труппе, на мой взгляд, это странно. У меня возникает вопрос: что этот артист делает в театре? Этот вопрос я обычно задаю молодым малозанятым артистам.

То, что делает Олег Меньшиков в своём театре — это вынужденная мера. Театры наши перенаселены. И кто-то должен взять на себя ответственность сокращать труппу. Это вечная история… Но я не хотел бы ее рассматривать как первостепенную задачу худрука, да и второстепенную тоже. Вообще дело не в этом. Надо пробовать занять всю труппу, чтобы она работала. Для этого нужна правильная репертуарная политика, больше новых спектаклей, больше приглашенных режиссеров, больше музыкальных, пластических спектаклей, мюзиклов… Это большой театр, стоящий в центре Москвы, он должен много чего ставить разного. Я приверженец такой философии: надо не меньше тратить, а больше зарабатывать. Когда это не получится, а я думаю, что все-таки получится, я человек энергичный, тогда встанет вопрос, который вы мне задали. Но, думаю, обойдется…

— В Театре Джигарханяна вы перевели труппу на срочные контакты…

— Это другая история. Я предложил актерам перейти на срочные контракты, кто-то согласился, кто-то нет… Это добровольная вещь, я никого ни к чему не принуждал. Я пытался объяснить: как только ты становишься срочником, у тебя автоматически появляется мотивация. У тебя появляется предел: год-два-три… Ты должен за это время себя проявить, продемонстрировать. Потому что, как только ты говоришь артисту: сиди дома, ничего не играй, ты свою зарплату все равно получишь, будет у человека мотивация? Вряд ли. Я тоже на срочном договоре. Поэтому очень мотивирован сделать театр лучшим в Москве. У меня мало времени.

Тогда вопрос к актерам: а почему вы не двигаетесь? Почему я вас заставляю выходить на сцену, толкаю вас, пытаюсь пристыдить? Неужели молодому артисту, которому 25-27 лет, интересно сидеть на «скамейке запасных»? Не кажется ли это странным играть в трех названиях из 30? Для молодого артиста это очень мало. Когда я был молодым, я играл 26-27 спектакле в месяц. И так продолжалось лет до 30. И это нормальная практика, когда ты молод и должен развиваться как артист. Представьте себе хирурга, который делает операцию один раз в месяц. Вы ляжете к такому хирургу на операцию? Или летчика, который летает раз в полгода… Этого не может быть. Это неправильно. Так и у актеров. Они должны себя развивать в профессии. В договорной системе, которая существует во всём мире, есть только один смысл: разбудить в человеке мотивацию и амбиции. Пускай под угрозой того, что в противном случае тебе не продлят контакт. Хотя, должен вам сказать, и бессрочный договор можно разорвать. Это муторная, унизительная схема, но она существует. И если понадобится, юристы смогут применить на практике все пункты закона.

— Судьба Александра Анатольевича Ширвиндта в новых реалиях. В каком качестве он останется в театре?

— Я вчера поздно вечером узнал о своем назначении. С Александром Анатольевичем еще не разговаривал. Собираюсь ему позвонить. Но я не представляю этот театр без него, причем в любом его качестве. Я предлагал ему поставить очень хорошую историю на него и на Веру Кузьминичну Васильеву. Это фантастическая история о пожилой паре – муже и жене, которые вместе прожили всю жизнь… Не буду назвать пьесу, пусть останется интрига. Я довольно неплохо представляю, какими новыми постановками хотел бы наполнить репертуар Театра сатиры, но пока называть их не буду.

— Год назад, когда ваше назначение в Сатиру было, как говорили на мази, делом решенным, ему как будто бы противостоял директор театра Мамед Агаев… Как дальше будете вместе работать?

— Насколько стороны будут готовы не раскачивать это противостояние, от этого зависит дальнейшая ситуация. Но если есть противостояние, то вряд ли получится совместная работа. Я считаю, что худрук и директор – это нечто единое, что должно работать на благосостояние и развитие театра. Если между ними есть трещина (лишь трещина!), то это очень опасная ситуация, которая лечится хирургически, а не терапевтически. Художественный руководитель театра – это человек, который отвечает за стратегию, чтобы театра творчески развивался, чтобы он привлекал зрителей интересными, качественными постановками. Отвечает за имидж театра. Если кто-либо этому противостоит, то этот вопрос надо решать, как я уже сказал, хирургически.

— А трещина между вами и директором все-таки есть?

— Не знаю, я еще с ним (Мамедом Агаевым) не разговаривал. Но думаю, он сильно участвовал в том, чтобы меня в тот раз в театр не назначили. Не знаю, насколько он придерживается этой линии сейчас. Во всяком случае спектакль «Балалайкин и Ко» (премьера 29 октября в Театре Джигарханяна – Ред.), за который тогда, полтора года назад, с такой радостью ухватился Александр Анатольевич Ширвиндт, я не смог поставить в Театре сатиры. Даже придя со своими деньгами, я столкнулся с тем, что мне не позволила это осуществить дирекция, мол, а зачем нам это нужно, мы не можем и проч… Тогда это выглядело так: очень нежелательно, чтобы я появился в этом театре. Я это понял. А сейчас, когда я утвержден уже и мэрией, и Департаментом культуры Москвы на должность худрука, то это другой статус. Худрук – это не приходящий режиссер. Я считаю, что все, кто работает в театре обязаны развивать и обеспечивать идеи художественного руководителя, а не блокировать их.

— Вы из тех руководителей, которые берут на себя обе функции: и директора, и худрука. Или вы всё-таки разводите эти обязанности?

— Я считаю, что директор и худрук – это два разных человека. И совершенно разные функции. Но в моем случае, эта ситуация не очень типичная, я 35 лет работаю в бизнесе и достаточно ясно представляю себе директорскую работа. Знаю, как зарабатывать деньги. Многим финансовым директорам и бухгалтерам объясняю вещи, которые они не замечают, пропускают. На какое-то время я могу собой закрыть эту брешь (директорскую). Но работа директора театра отнимает слишком много времени. Конечно, хороший директор нужен худруку. Но как единомышленник, а не тормоз. Я это считываю моментально и не люблю подковерных интриг, сразу же их пресекаю. Это первое что я сказал, когда пришел в Театр Джигарханяна: творческая атмосфера, которую мы создадим (ее там не было), атмосфера доверия, взаимоуважения и толерантности – самое важное в творческом коллективе. Кто будет игнорировать и демонстрировать обратное, должен понимать: он переходит на другую сторону баррикад. Тот же принцип будет и в Театре сатиры.

— Все равно вам придется принимать непопулярные административные решения…

— Однозначно.

— В Театре Джигарханяна вы довольно быстро уволили гардеробщиц и билетеров, поменяли администрацию…

— Да, очень многих поменял.

— В Театре сатиры будет так же?

— Пока не знаю. Нужно время, чтобы познакомиться с людьми. Я не из тех руководителей, которые сразу хватаются за шашку. Люди работали здесь много лет. Надо присмотреться, а потом уже делать выводы….

ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ

Александр Ширвиндт о своей отставке: «Сам не понимаю ситуацию. Пока никакой конкретики нет»

Уже неделю все гадают, ушёл Александр Ширвиндт с должности худрука театра Сатиры или нет (подробно)