Юлия Высоцкая в фильме «Дорогие товарищи». Кадр из фильма
Новочеркасск, начало июня 1962 года. Только что объявили об очередном повышении цен на продукты. Одновременно на местном заводе снизили расценки и повысили нормы выработки. Эта комбинация взбесила и без того горячих южных граждан: началась забастовка, а за ней и открытый бунт с погромом горкома и сожжением портрета Хрущева. Власть (в лице специально приехавших в Новочеркасск Микояна и Козлова — а на самом деле лично главы государства, внимательно следившего за событиями из Москвы) подавила все это самым безжалостным образом. Митинг разгоняли пулями, больше двадцати человек погибло на месте, потом еще семерых приговорили к расстрелу как «зачинщиков». Все было немедленно засекречено: позору не оберешься, в СССР как бы рабочая власть стреляет по рабочим (!), которые ею недовольны (!!).
Собственно новочеркасский расстрел приходится ровно на середину фильма Андрея Кончаловского. До, после и во время него мы наблюдаем за метаниями одной женщины — Людмилы Семиной (Юлия Высоцкая), работницы горкома партии. Ей чуть за сорок. За свою жизнь она успела побывать на фронте, всей душой полюбить Сталина и пережить его падение (в душе, впрочем, оставшись убежденной сталинисткой, предполагающей, что если бы вождь не умер, «сейчас бы коммунизм был»). Хрущев со своими реформами ей в душе искренне противен; после ХХ съезда она ничего не поняла (впрочем, массам в деталях старались ничего и не объяснять, опасаясь, что неверно истолкуют сенсационное разоблачение). Людмила — женщина прямая, как палка, иногда даже тоскующая по временам войны, «когда все было понятно, вот свои, вот враги». Подобно множеству слабых умом людей, она на все находит самые простые ответы: кто виноват в бунте? Да криминальные элементы, которые развелись в Новочеркасске, когда заключенных выпустили из лагерей (а кто, спрашивается, выпустил? Вот то-то). Зачинщиков не жалеть, «примем самые суровые меры», и так далее. Во все это вмешивается несколько неприятных нот. Самая неприятная — что у Людмилы есть дочка лет семнадцати, и во время разгона демонстрации ее, кажется, убили.
Сюжет «Дорогих товарищей» основан на беспорядках в Новочеркасске 1962 года. Кадр из фильма
Трупы погибших вывозят из Новочеркасска и хоронят, где придет фантазия (главное, чтобы никто не нашел). Живые, кроме людей со спецпропусками, оцепленный город покинуть не могут. Людмила, мечущаяся между необходимостью произносить правильные слова на собраниях и истерическими молитвами, с помощью слегка влюбленного в нее кагэбэшника все-таки пытается выбраться из Новочеркасска и доехать до кладбища, где, по слухам, прошли захоронения.
Этот фильм Андрей Кончаловский задумал после того, как поставил в театре «Эдипа в Колоне» Софокла (понятно с кем в роли Антигоны). Трудно сказать, какой Высоцкая была Антигоной, но в «Дорогих товарищах» она играет, без сомнения, лучшую свою кинороль: те, кто после «Глянца» или даже «Рая» ворчали «все-таки она не актриса», тут будут вынуждены покорно замолчать. Ее заслуженный супруг сдержанностью подчас напоминает Клинта Иствуда в его поздних работах. Правда, к Кончаловскому может возникнуть больше вопросов, чем обычно возникает к Иствуду. И маленьких: почему душную комнату сравнивают с Бангладеш, если Бангладеш появился на карте только в 1971-м? И больших: каким образом, если (по версии Кончаловского) в толпу стреляли не солдаты, а снайперы, в кадре погибают две женщины, находившиеся в закрытом помещении? Зачем снайперам было стрелять через окна по мирным теткам?
Но на самом деле даже это мелочи. Серьезные проблемы у фильма начинаются в последние 15 минут (дальше будут спойлеры, так что если заранее не хотите знать важных сюжетных поворотов, не читайте). В эти 15 минут Кончаловский вспоминает, что он никакой не Иствуд, а Большой русский режиссер, к тому же еще при рождении выигравший в игру «Самый умный», что его любимейшее занятие — рассуждать об Истории и Народе (без этого русскому Мастеру никуда). Героиня только что расцарапывала ногтями землю на могиле единственной дочери — и вдруг словно забывает о ней: ее горе начинает напоминать печаль человека, потерявшего карту «Тройка» с проездным на три месяца. Она отхлебывает водочки, начинает петь песню Дунаевского «Товарищ, товарищ, в труде и в бою» (это самая фальшивая и искусственная деталь во всей картине) и пускается с сидящим за рулем кагэбэшником в рассуждения — о чем? Ах, конечно же, о Больших Вопросах, о политике и народе. Машина останавливается у реки, где-то вдали дети купают коней, видимо, чтобы подчеркнуть, что вечный Круговорот Жизни продолжается. Вся по-хорошему холодная и строгая картина начинает рушиться в пыль. У Кончаловского остается пять минут, чтобы ее спасти — он делает, что может.
Впрочем, к 83 годам у Андрея Сергеевича образовался универсальный и беспроигрышный ответ зрителям, которые чем-то недовольны в его фильмах. Он озвучил его на пресс-конференции, посвященной «Дорогим товарищам»: «Не понравилось? Значит, мы вас не убедили. Значит, в следующий раз». «Дорогим товарищам» точно не откажешь в уверенности, с которой они сделаны: вряд ли кому-то покажется, что это картина старика. И, судя по всему, «следующих разов» у Кончаловского будет еще немало.
«Кинотеатры не смогут оправиться после кризиса. И блокбастеров больше не будет»
О чем еще рассказал Кончаловский на пресс-конференции
* Сценарий лежал несколько лет. Окончательно я решил переписать его и взяться за него, когда мы ставили в Италии Софокла, и Юля играла Антигону. Я подумал, что сценарий может быть поводом к тому, чтобы создать трагическую роль… А вообще я впервые услышал об этом расстреле в 60-е, когда об этом говорили шепотом. Тогда это моего большого внимания не привлекло, но в 90-е прошло большое расследование с участием прокуратуры, эти материалы попали в прессу, люди, которые в 90-е были еще живы, оставили воспоминания, и они меня очень взволновали.
* Конечно, я очень подробно изучал стенограммы, связанные с теми событиями, их куски вошли в картину. Я все думал: «Кто это будет смотреть, это же стенограммы партсобраний?» А оказалось, что документ тоже может стать художественным процессом… Но я не журналист. Это журналист или следователь должны заниматься правдой. А я все-таки надеюсь, что мой фильм — художественное произведение. Оно может опираться на факты, обобщать их, но правда в жизни и правда в искусстве — разные вещи. Правда в искусстве — то, во что вы верите. Если вы смеетесь, плачете, герои вам дороги, вы верите им — значит, это правда. Кто-то из больших художников сказал, что искусство — это всегда ложь, которая помогает нам понять правду жизни. Когда я писал сценарий, думал прежде всего об этой женщине, героине. Она коммунистка, фронтовичка, верящая в Сталина, как верило большинство людей в то время. И ХХ съезд произвел переворот в сознании многих людей, которые верили в Сталина и с его именем умирали на фронте. Мне хотелось создать характер искреннего, честного человека, строителя коммунизма. Их в Советском Союзе было большинство.
* Вообще-то очень много где можно сфальшивить, снимая о прошлом. Я с трудом смотрел несколько недавних сериалов про революцию и экранизаций классики — возникало ощущение неправды. Понимаете, каждая эпоха имеет свой запах, свои предметы, свои лица. Снимая «Грех» про Микеланджело, я искал лица эпохи Возрождения. Снимая «Дорогих товарищей» — лица советские. Ведь уже неправильно подобранные лица могут создавать ощущение фальши. Сегодня у нас уже такие люди-селфи, а советские лица были совсем другими… Из недавних фильмов, которые стремились к отсутствию фальши, могу назвать «Француза» Андрея Смирнова: он хотел до конца почувствовать запах эпохи, изучить и передать его. Это сложная вещь но в этом и есть культура режиссера. Ведь если фильм фальшивит, только режиссер виноват. Если актер неважно играет, дает неправильную интонацию, это всегда вина режиссера.
* Я думаю, что коронавирус просто усугубил кризис, который начался в мировом кинематографе до него. Мировой кинематограф, который ориентируется на блокбастеры, умер. Его больше не будет. Надо просто готовиться к тому, что кинотеатры не смогут после всего этого оправиться. Я не верю, что смогут. Очень дорогих картин, как те, что выходили в последние двадцать лет, с бюджетами в 200, 300, 400 миллионов долларов, больше не будут снимать — эти деньги просто никогда не будут возвращаться. Кинематограф будет искать другие формы. Может быть, перейдет на интернет-платформы. Зритель теперь может смотреть картины, оставаясь дома, и это неплохо — кинематограф может вернуться к читающей аудитории. Те, кто любит серьезное киноискусство — это люди, которые еще и читают, а люди, которые читают, в кино, в общем-то, не ходят… Вряд ли сейчас можно найти очередь на фильм Феллини или кого-то из великих. Но сейчас будет многое меняться, думаю, мы проходим через процесс глобальной трансформации общения художника кинематографа со зрителем.
* Я всегда рассчитываю на очень малое количество зрителей. И дорожу теми, кто пришел сам, а не теми, кого загнали.
Загрузка...
