Владимир Машков на площадке крымского фестиваля «Таврида».
Фото: Михаил ФРОЛОВ
Встреча с Владимиром Машковым на крымском фестивале «Таврида» получилась не только самой массовой, но и самой фееричной. Сайт KP.RU публикует избранные цитаты из монолога артиста о том, как жить и работать в России.
О ТОМ, КАК ПОСТУПАЛ В ТЕАТРАЛЬНОЕ УЧИЛИЩЕ
— Знаете, когда я приехал в Москву из Новосибирска, меня погнали оттуда. Тогда я отправился поступать в институт в Красноярске, и там меня снова не взяли. Это был сильнейший удар, но я не отчаялся. И вам не рекомендую. Никогда не сдавайтесь, ни при каких обстоятельствах — в этих испытаниях и растет человек. Так вот, я никуда не поступил, подумал — ну может хоть в училище возьмут? Приехал в Новосибирск, и меня взяли в театральное по недобору мальчиков. У меня были длинные волосы, как у Михаила Боярского, усы и рандолевая фикса на зубе. Рандоль — это не золото, но очень похожий на него материал. И я разговаривал так, чтобы фиксу было видно. В таком виде я вышел и стал вальяжно читать отрывок из Евгения Онегина: «Мой дядя самых честных правил, когда не в шутку занемог, он уважать себя заставил…». Комиссия тихо сползла под стол. Но взяли, куда деваться — недобор!
Фото: Михаил ФРОЛОВ
О СКИТАНИЯХ В МОСКВЕ
— Когда я приехал в Москву, у меня были деньги на билет только в одну сторону. Я спал на вокзалах, в метро на кольцевой линии… При этом я никогда не хотел в Москву, она была где-то далеко. Какие-то страшные непонятные люди, большие… Но других вариантов не оставалось: из Новосибирска меня выгнали.
О КУМИРАХ
— У меня есть два кумира, которые открыли суть основ актерской профессии: величайший физиолог Иван Петрович Павлов и Константин Сергеевич Станиславский. Первый говорил, что нужно двигаться к цели постоянно достигаемой, но никогда не достижимой. А второй — что счастье артиста в познании себя и мира.
О ХОРОШЕМ ТЕАТРЕ И ИНФАРКТАХ ТАБАКОВА
— Хороший театр делают хорошие артисты. Наш театр Олега Табакова уже 35 лет живет в угольном подвале на улице Чаплыгина: это единственное место, которое дали великому Табакову в Москве. Перед этим несколько раз закрывая эту студию молодых артистов. Олег Павлович получил первый инфаркт в 29 лет, а второй — в 35, когда ему запретили заниматься театром. Но он выжил! А ремонт подвала начался только сейчас, его не было 35 лет! И мы не роптали, 100 человек в подвале угольном, который мы сами разбирали руками. И прорыв случился, потому что мы были увлечены.
Фото: Михаил ФРОЛОВ
О РУССКОМ ЯЗЫКЕ
— Этот термин предложил Иван Павлов. Кто знает, что такое сигнальные системы, поднимите руки. Один, два, три, четыре, пять… Это провал, ребята, это провал! Об этом говорили в школе, значит, вы все проспали. У всех живых существ есть первая сигнальная система: это ощущение, восприятие, ориентировочный рефлекс. И только у людей есть еще вторая сигнальная система: это наша речь, слово. Нам очень повезло, мы родились в уникальной сигнальной системе. Русский язык богатейший, самый чувственный из языков. Наше слово уникально. А артистам, чтобы работать за рубежом и воспроизводить поведение американцев, надо забыть о русском слове.
Знаете, как за рубежом представляют русский язык, на что он похож для них? Я однажды попросил воспроизвести русскую речь, мне показали: бр-бр-бр, бр-бр-бр. Вот как мы для них звучим!
Фото: Михаил ФРОЛОВ
ОБ УЕЗЖАЮЩИХ ИЗ РОССИИ
— Уехать из величайшей страны туда, где вас никогда не почувствуют — это провал. Я очень не хочу и не буду так видоизменять свое сознание. Ребят, если вы хотите свалить отсюда, сваливайте. Но я хочу жить в своей лингвистической системе, сложной и вместе со сложными людьми.
О БИТВЕ С ТОМОМ КРУЗОМ
— Я работал за границей. Но не я туда поехал, а меня туда пригласили после того, как в 1997 году вышла картина «Вор». Этот фильм был очень тепло встречен, ему не хватило буквально одного голоса, чтобы он взял «Оскар». Но это не помешало нашей картине войти в сокровищницу американской киноакадемии как примеру уникального существования русских людей: непонятных, опасных, но очень чувствующих и любящих.
После этого меня пригласили в Штаты. Я тогда знал только одно слово: «Ес». Я в самолете учил текст на английском языке, записанный русскими буквами. И понял, что мелодика звучания английского языка идет наверх, они всегда повышают интонацию: «Хай! Хау ду ю ду?». А русский язык весь интонационно идет вниз, заметили? И вот я провел трюк на пробах. Взял английский текст и стал его произносить с русской интонацией. Звучало угрожающе. У них ноги затряслись от ужаса! Они вроде бы понимали, что я говорю, но не понимали цель моих вопросов. А им нужен был человек, которого можно противопоставлять американским артистам, чтобы они бились. Нужен был противник для Тома Круза, чтобы зритель поверил: ого, да он еле-еле выжил! И мой трюк прошёл сильно. Мне даже дали грин-карту: тогда их выдавали тем, кто стал успешен в своей стране. Они, кстати, ошиблись и прислали мне аж две грин-карты. Пришла первая, а через неделю вторая.
О ШВАРЦЕНЕГГЕРЕ
— Вы мне можете назвать хоть одного американского, английского, французского артиста, который воспроизвел поведение русского человека? Кто, Арнольд Шварценеггер?! Никогда, никогда этот камень с глазами, не имеющий никакого отношения к актерству, не сможет ни воспроизвести, ни понять значение русских слов! Вот в чем дело. Нет ни одного такого, включая величайших Де Ниро, Аль Пачино, Дастина Хоффмана… Потому что вторая сигнальная система, отвечающая за речь, не даст этого сделать. Мы разные и ведем себя по-разному. Мы двигаемся по-другому, у нас другой напор!
Фото: Михаил ФРОЛОВ
О НАШИХ ЛЮДЯХ ЗА РУБЕЖОМ
— Вы не замечали, как ведут себя наши соотечественники после пары лет жизни за рубежом? У них совсем другие интонации: «Привет! Ю ноу, ты знаешь… Донт тач ми, хорошо?». Я не понимал никогда: «Что с тобой? Ты с Одессы что ли?». Как быстро они забывают какие-то вещи! Как в анекдоте: «Мне, пожалуйста, хлебушка. Энд колбаски. Энд давайте еще сырочку. Ничего, что я по-английски?»
Фото: Михаил ФРОЛОВ
Фото: Михаил ФРОЛОВ