В продолжении «Мушкетеров» встретились все герои первого фильма (слева направо): Валентин Смирнитский, Владимир Балон, Игорь Старыгин, Михаил Боярский и Вениамин Смехов. Фото: Кадр из фильма
В преддверии круглой даты Вениамин Смехов издал книгу, некий отчет о прожитых годах — «Жизнь в гостях». Про съемки первого фильма о мушкетерах написано много. А о продолжении «Мушкетеры двадцать лет спустя», снятого в 1992 году, — нет. Этой картине и уделил внимание Смехов в своей новой книге. С разрешения автора публикуем фрагмент из нее.
Книга Вениамина Смехов «Жизнь в гостях»
Лихие 90-е
Та же Одесская студия, тот же режиссер Юра Хилькевич, тот же композитор Максим Дунаевский, те же мы четверо. Перемены существенные: сценарий неплохой, но лишенный блеска пьесы Марка Розовского — основы нашей первой ленты. Тексты песен — сносные, но без блеска иронии поэта Юрия Ряшенцева — автора «тех песен». Ситуация в стране отразилась на всех деталях работы и быта. Громкое слово «коммерциализация» отзывалось невесело в ежедневных: «Стоп! Артисты, снимаем второй, и он же последний дубль! Пленка дорогая, это вам не совковая «Свема», у нас «Кодак»! И третьего дубля не бу-дет!!!» Но мы — профессионалы, и быть опять, через 12 лет, рядом — нам в радость.
У графа украли костюм
Город Таллин, пока мы там снимались, на эстонском и английском языках удлинился на одну букву: Tallinn. Под Таллином старинный, хмурый замок — мыза Вазалемма — на сутки стал «Замком Атоса». Через 12 лет после первого сериала у моих товарищей «по мушкету» буйства поубавилось, но характеры сохранились. Тоскующий без дела (без риска, без приключений) д’Артаньян — Миша (Боярский). Обаятельно обстоятельный, но с «бесом в ребре» Портос — Валя (Смирнитский). Секретно лирический, хрупкий и непредсказуемо-проказливый Арамис — Игорь (Старыгин). Натурные съемки проходят на булыжной мостовой таллинского Вышгорода.
Съемки в Таллине — это шумная история с воровством шпаг и одежды. Ну и что же такого, что в Таллине до моего прилета украли весь костюм графа де ла Фер? Это ж время такое — стреляют, воруют, крышуют, и вот-вот лопнет хилая веревочка, что отвечала за видимость нерушимой связи 15 республик! Коммерция вслепую: по блату, через контрабанду, по дешевке, добывается бесценная пленка «Кодак». Добывшие сами же продают ее своей кинофирме по заломленной цене. На разницу покупаются авто-иномарки.
Когда в начале экспедиции съемочную группу обокрали, и мы недосчитались как оружия, так и готового платья, по совету мушкетеролюбивого начальства тюрьмы под Таллином мы отправились на шефские выступления к зекам. Какая связь, — спросите вы? Заключенные в обмен на выступление «живых д’Артаньянов» (бесплатно) сваяли, вырезали, художественно отделали исторически достоверные недостающие мушкетерские и гвардейские кинжалы, ножи и ножны.
Одна из любимых женщин актера — дочь Алика. Фото: Persona Stars
Лошадиный заговор
Эстонские конноспортивные базы давали лошадей покрепче львовских, но падать с них было больнее. Нам досталась группа брыкающихся животных во главе с эстонкой-тренершей, не умеющей скрыть нелюбовь к нам, русскоязычным актерам. Она отказывалась говорить по-русски, хотя все понимала. Инструкции через переводчика давала сухие и странные. В результате один за другим, как спелые груши с дерева, мы стали падать на землю. Галопом я так и не овладел и пал первым. Потом дважды и пребольно грохнулся бывалый Смирнитский. Он с боевым матом взмыл над крупом своего коня, а потом на миг затих в траве. Падали мой сынок Рауль и дружок Арамис. Когда же бешеная лошадь д’Артаньяна, извиваясь под могучим наездником, неподдельным гасконцем Мишей Боярским, все же «катапультировала» его на землю, тут я уверенно заподозрил «национально-патриотический» заговор. Похоже, что участники киноэкспедиции оптом зачислялись в список врагов эстонского народа.
Я окончательно сошел с седла с тяжелым приступом радикулита. Вечерняя съемка: встреча «двое-надвое», на мосту — Атос с Арамисом за короля и д’Артаньян с Портосом — за кардинала. А пока что измученного болью Атоса трое гвардейцев, они же каскадеры-дублеры, бережно укладывают с земли в седло. Дальнейшее из памяти уплыло, но на экране все обошлось гладко — и встреча, и «шпаги наголо»…
Аристократы в тапках
Съемки проходили и в Питере, и в Петергофе, в перголе Верхнего парка и в Нижнем парке, около и внутри дворца «Марли», в Секретарской, Голубой приемной и Куропаточной Большого петергофского дворца. Мы входили туда в сапогах, на которые напяливались неуклюжие войлочные музейные тапки. По команде «снимаем» — снимали и тапки, и кино.
Как-то вечером должна сниматься сцена визита Атоса к королеве Анне. Ждем в служебных помещениях. Сыро, холодно и голодно. В нашу комнату заходит Алиса Фрейндлих, берет термос, наливает себе чаю… Исподтишка наблюдаю за ее движениями, за ее статью, за ее улыбкой и манерой говорить. На платье героини Алиса Бруновна набросила кофту. Движения актрисы домашние. Просто, без участия камеры, света прожекторов и красивой музыки, я оказался в королевском окружении. Именно домашние, незначительные бытовые жесты подтверждали истинное королевское величие Фрейндлих. Как сказал мой герой у Булгакова в «Мастере и Маргарите»: «Кровь — великое дело».
ИЗ ДОСЬЕ «КП»
Вениамин СМЕХОВ родился в Москве. С детства играл в драмкружке во Дворце пионеров. Окончил театральное училище им. Щукина, с 1962 года служил в Театре на Таганке, с 1985 по 1987 год — в «Современнике», откуда вновь вернулся в Театр на Таганке.
Первая жена Алла Смехова, редактор радио, родила артисту дочерей Елену и Алику.
Вторая жена — Галина Аксенова, киновед.
Одна из любимых женщин актера — жена Галина.
Фото: Михаил ФРОЛОВ
А БЫЛ ЕЩЕ СЛУЧАЙ
Финальный плевок верблюда
— Юра Хилькевич не хотел следовать финалу у Дюма, хотел смерть мушкетеров заменить кадрами ухода героев в жаркие страны, в пески, в прекрасное никуда. Он придумал сохранить нам жизнь, чтобы мы дружно растворились на горизонте, но не на лошадях, а на двугорбом виде транспорта. Интересно, что же нашептал Дюма-отец, очевидно, в нетрезвом состоянии, Юре-режиссеру, что тот убедил нас именно на верблюдах завершить шестисерийное путешествие?
Прибыли мы в Каракумы. Боярский первым попробовал проехаться — из гасконского благородства. Мой горбатый гигант был мужчиной. У Портоса — тоже. Благодушный Арамис расселся между горбами дамы. Муж-верблюд, видимо, разок обидел свою «верблюдочку», и она ответила ему хрестоматийным плевком. Как же я в детстве, в Московском зоопарке, мечтал увидеть, как плюются верблюды! Но они, вероятно, делают это только на воле. И вот мечта сбылась: мне 50 лет, я сижу верхом на верблюде, и его подружка плюет широко и интересно — прямо на воле, в пустыне.
Загрузка...
