Портрет поэта Василия Жуковского кисти Карла Брюллова, 1837 г.
Представьте: с войны Афанасию Бунину, помещику из Тульской губернии, привозят двух сестричек-турчанок. Мужчина женат и страстен: в браке у него уже родилось 11 детей, но выжили только четыре дочки. А плененным турецким девочкам Сальхе и Фатьме было 16 и 11. Младшая умерла, старшая стала наложницей помещика, ее крестили, нарекли Елизаветой Турчаниновой. Она и стала матерью Василия Жуковского. Работала ключницей, нянчила детей своего господина, рожала… Чтобы законно оформить сына, Афанасий Бунин привлек в эту мелодраму еще одного человека – Андрея Жуковского. Ему нужны были деньги, и он был удобен как приемный отец благородного происхождения.
Подобная мешанина из фактов кажется более уместной в плохом историческом сериале. Или старой доброй пьесе из испанской жизни – «Дон Сезар де Базан», например… Интересно, что и дальше все в его жизни шло диковато и непредсказуемо. Любая линия из жизни Василия Андреевича выстраивается вполне логично, но каждая из них показывает нам как бы разных людей. Попытаемся с ними познакомиться.
Все прожитые Жуковским эпизоды достойны отдельных биографий, которые как бы ничем и не связаны. Советские школьники знали про роль, которую судьба отвела Жуковскому как человеку, близкому Пушкину. Еще одна история — выкуп из крепостничества Тараса Шевченко. Еще одна — переводы «Одиссеи» и «Илиады», внесшие бесценный вклад в российскую словесность (а ведь были еще переводы из Байрона, Сервантеса, Шиллера…) И Бородинская битва была – Жуковский участвовал в войне 1812 года.
Содержание статьи
Не наследник: незаконнорожденный ребенок наложницы
Папа Бунин не оставил Василию денег: свои земли и состояние он разделил между четырьмя законными дочками. Мать Василия оставалась на роли то ли прислуги, то ли приживалки. Василий Андреевич существовал на средства законной жены отца и сестер. В этой ситуации он становился заложником связей: где-то похлопотали за то, чтобы признать его дворянином, потом появились чины…
Он получил домашнее образование, но пытался добиться еще чего-то, сам не зная, чего. Ему нравились театр, французский и немецкий языки. Но он рос в провинции и не вполне осознавал своего предназначения. Носить фамилию и отчество человека, который тебе не отец. Видеть мать свою, поменявшую веру, имя и фамилию. Быть не уверенным ни в чем: ни в своих корнях, ни в способностях…
Но однажды он оказался в Московском университетском пансионе. И тут выяснилось, что хороший французский и неплохой немецкий – это уже славно. А тут еще и сын главного человека из Московского университета (директора) Андрей Тургенев стал его другом.
Художник Петр Соколов. Портрет Василия Жуковского, 1820-е годы.
Не жених: любовная драма с дочерью сводной сестры
Личная жизнь у Василия Андреевича не задалась. Он преподавал своим племянницам (которые, исходя из всей предыдущей жизни, юридически племянницами не были). И тут влюбился. В дочь сводной сестры.
Для романтизма в стиле Гете это было фантастической подпиткой: никакой близости, одни мечты. Юная племянница, для которой ты сочиняешь лекции и прорабатываешь необходимую образовательную программу. Вот только Жуковскому этого было мало. Он любил девушку, страдал и чувствовал невозможность своего счастья. Он любил и своих сестер, которые его поддерживали. Однажды он во всем признался, рассказал про свои чувства к совсем юной Маше Протасовой, услышал жуткие слова про невозможность общаться далее и про обманутое доверие. Потом многие углы сгладились, племянница выросла и вышла замуж, а Жуковский сделал завидную карьеру, которая и его родне была на пользу. Но женится он гораздо позже.
Мария Протасова. В 1817 году дочь единокровной сестры Василия Андреевича вышла замуж за профессора Дерптского университета Ивана Мойера.
Наставник императора: он рисовал азбуку для Александра II
Жуковский – человек, который всегда и всем помогал. То Пушкину, то Гоголю, то художникам Иванову и Брюллову, то Шевченко. Декабристы и их родственники писали ему постоянно. Иногда у Жуковского получалось что-то выхлопотать для друзей и знакомых, но иногда он сильно нервничал: слишком хорошо знал, что ему под силу, а что нет. Декабристы в ссылке не знали. Они просили, требовали, обижались. Люди, пошедшие на Сенатскую против Николая Первого, ждали помощи от человека, приблизившегося к свите Николая Первого и ставшего наставником его сына, будущего Александра II. Парадокс.
Как вообще произошла трансформация поэта-романтика в учителя будущего императора? Для начала он почти случайно стал учителем Фредерики-Луизы-Шарлотты-Вильгельмины, невесты будущего Николая I. Получил квартиру при дворе тогда еще Великого князя, хорошее жалование и много свободного времени. А также возможность сопровождать ученицу в путешествиях за рубеж. А после восшествия Николая на престол Жуковский стал наставником Александра Николаевича и учил его русскому языку. И увлеченно рисовал для него азбуку – по множеству фигурок для каждой буквы. Воспитать царя, научить царя – великая задача для учителя.
Покровитель всех Светлан
Как известно, Уильям Шекспир придумал женские имена Миранда и Джессика (до него их просто не существовало). А Жуковскому приписывают изобретение имени Светлана. На самом деле, его автором стал Александр Востоков, сочинивший в 1802 году «старинный романс» «Светлана и Мстислав». Но именно после баллады Жуковского «Светлана», вышедшей 11 лет спустя, имя стало популярным. Только Православная церковь девочек так называть не позволяла, ибо не было такой святой.
Имя прижилось уже после Октябрьской революции. Жуковский, казалось, не приживется — его пытались «сбросить с корабля истории» как устаревшего монархического поэта, — а вот Светлана людям по-прежнему нравилась. Партийная элита — в частности, Сталин и Молотов — называла так дочерей, и еще долго, до второй половины двадцатого века, Светланы были барышнями избранными. Их даже Светками не называли – никаких уменьшительных. Но прошло время, имя примелькалось, а к Жуковскому вернулась его слава. Немного архаичная, больше связанная с Пушкиным, чем с личными и немалыми заслугами поэта перед Россией, русским языком и искусством перевода.
Еще он был художником. И мог в Дрезденской галерее стоять час перед «Сикстинской мадонной» Рафаэля. Сын турецкой наложницы и тульского помещика, умерший в Баден-Бадене в 69 лет, сочинивший слова к гимну «Боже, царя храни», переводчик Нового завета, любящий отец дочери Александры и сына Павла (крестника Александра Второго). Столько жизней в одной биографии, после которой не осталось мемуаров. Только список кораблей из гомеровской Илиады.