«Сатирикон» слезами и овациями навсегда простился с «Отелло» Юрия Бутусова

Он был славным.

Мы были знакомы лет восемь или девять, не помню.

Тогда еще про BLM (и Юру Борисова в образе Людовико) никто толком не знал.

Первый раз встретились, когда у меня только родился второй сын.

Идти на «Отелло» было страшновато, если честно. Там же Шекспир вообще-то ставит под вопрос институт семьи. Мало ли…

Но он не подвел.

Оказался совсем нестрашным, не претенциозным, не агрессивным, а наоборот — балагурским таким, разбитным, бодрым.

Гостеприимным. И не назидательным.

Умел показать, что бывает, если женщин в жизни мужчины слишком много.

Легко закружить в танце и вскружить мысли метаморфозами: Полину Райкину переодел в дурачка Родриго, да еще подчеркнул ту дурковатость гримом неказистого Чарли Чаплина.

Умел физиологически и до запахов передать, как «самый честный» Яго (Тимофей Трибунцев), мелкий бес и тролль, распаляет внутри Отелло (Денис Суханов) жар ревности, натурально поджаривая яичницу в тот момент. Медленно, «как сера под землей».

Умел представить Отелло радостным и не испорченным морячком. А что, брал же Кипр, побеждал турецкий флот бурей! Чем не ВМФ?

А Дездемону (Марьяна Спивак) — куклой, послушной, несчастной и бестолковой, почти безмолвной Барби, за которую все давно решено властными отцом и мужем.

Про изуродованного предательством, обнуленного Кассио (Антон Кузнецов) мог говорить с такой любовью, что щемило в груди.

Да, и, конечно, он был до мозга костей русским.

Даже несмотря на то, что сочно пел Rammstein, Beatles, Криса Ри, Гари Мура или Джо Кокера. Все это было эстетически аннексировано.

Он божественно читал Эминема* — единственного белого черного — и Пушкина («Руслан и Людмила») — единственного черного русского. А еще задолго до BLM подчеркивал, что Отелло необязательно быть черным с лица, ведь чернеет он постепенно и все больше изнутри. Чем дальше, тем больше эта краска проявляется.

Никто не умел так рассказывать страшного «Отелло», да.

У него получалось. Без натуги и экспериментальной ослизлости современного искусства — когда остроты и «находки» идут по разнарядке и расписанию. Все было на своих местах. Выверено, как в байке пожилого артиста, отточенной на коллегах и журналистах годами.

Но выпендриваться ему было незачем. Он и так всем нравился: и девушкам, и парням. И бабушкам, и дедушкам. Поэтому, когда с ним попрощались, все выходили из зала с заплаканными глазами.

Ни худрук — его начальник, окруженный в последнее время шекспировскими страстями — ни режиссер (хоть и обнял всех) почему-то не сказали ни слова.

Как будто, так и надо.

Обидно и необычно.

Зато друзья на церемонию прощания принесли много цветов и плакат «Больше, чем любовь».

И правда, больше.

* саундтреки к спектаклям Бутусова — отдельный вид искусства; душераздирающий боевик Kim выбран режиссером далеко не случайно: согласно тексту, один из самых популярных и успешных рэперов мира Эминем страшно ругается с Ким (как бы тогдашней женой Ким Мэтерс, с которой были очень больные импульсивные отношения — пара дважды женилась и дважды разводилась), дико ревнует, после чего увозит на машине в лес и жестоко расправляется, не в силах не делать этого и делить любимую с кем бы то ни было — фактически, это переложение «Отелло» в формате хип-хоп 2000 года выпуска

P.S. Возможно, горевать сильно не стоит. Иногда они возвращаются. Как было с монументальной постановкой Льва Додина романа Федора Абрамова «Братья и сестры» на сцене ленинградского МДТ. Спектакль 1985 года, получивший госпремию, теперь снова можно посмотреть в театре. В восстановленной версии 2015 года он идет семь с половиной часов с тремя антрактами (об этом «КП» тоже напишет!).