Писательница, автор исторических детективов Полина Дашкова – человек немассовый и непубличный. Не тусуется на книжных ярмарках и телеканалах, редко выпускает новые книги, то есть, совершенно не заботится о том, чтобы все время быть на виду и на слуху. И тем не менее, когда в прошлом году вышел ее роман «Горлов тупик», Дашкова без труда «порвала рейтинги» — вышла в десятку бестселлеров. 14 июля писательница отпраздновала свой юбилей, а «Комсомолка» расспросила ее о том, как ей – интроверту — удается оставаться одним из самых популярных писателей.
— Ваш роман «Горлов тупик» основан на реальных событиях. О каких событиях идет речь?
— Это было знаменитое «дело врачей» — события 1952 – 53 годов, последний процесс Сталина, когда в злодейских преступлениях были обвинены самые заслуженные врачи. К счастью, это дело затормозилось, потому что одна из подсудимых отказалась подписывать признательные показания – против себя и своих коллег, несмотря на давление и пытки. Она не совсем прототип моей героини, потому что у меня в романе – девочка, а эта врач была зрелая женщина. Но меня потрясло: огромная государственная мясорубка затормозилось из-за того, что одна женщина смогла сказать ей «нет». А потом Сталин скончался, и дело быстро развалилось.
Но оно примечательно еще и тем, что – первый и последний раз в истории СССР – когда официальное опровержение было опубликовано в газете «Правда»: сообщили, что следствие пользовалось незаконными методами, подсудимые подвергались физическому воздействию. И врачи были реабилитированы практически сразу. То есть, в марте тиран скончался, а в апреле уже вышла статья в «Правде».
Часть действия романа развивается в 1977 году. Следователи, которые вели «Дело врачей» — это были волки последнего сталинского призыва, для которых зверство служило хорошим социальным лифтом: они получали стремительное продвижение по службе, квартиры. Когда потом, до и после ХХ съезда, многих палачей лишали званий и всех достижений, среди людей последнего сталинского призыва всерьез почти никто не пострадал. Их могли выгнать из партии, из органов, но никого не посадили. Они просто «рассосались» в пространстве, и каждый нашел себе какое-то место в жизни.
В сталинских карьерах прослеживается закономерность: все, кто «возвышался» для расправы над «врагами», исполнив свою роль, расстреливались. А последних уничтожить не успели. Идея романа в том, что показать психологию именно такого «последыша», который прекрасно понимает, что его жертвы, из которых он выбивал признания, ничего дурного не совершали. Что происходило в его душе?
Два варианта: он либо сходил с ума (это и правда случалось), либо убеждал себя и начинал верить в правильность своих действий. Мой герой сходит с ума. И продолжает жить и действовать. Делает неплохую карьеру: в бюрократическом борще семидесятых этот сумасшедший становится весьма полезной луковицей. Чем это заканчивается, не скажу, и так уже что-то с вами разболталась.
— Люди сегодня любят про историческое. Но вы выступаете с новинками довольно редко.
— Да, я долго раскачиваюсь, очень внимательно собираю исторические материалы. Использую документы, реальную фактуру, но это требует очень серьезной работы. Кроме того, я человек очень дотошный, занудный, много редактирую, меняю композицию.
— Нынешняя пандемия для писателя, мне кажется, такое событие вдохновляющее. Уж больно все необычно и много дает пищи для наблюдений.
— Меня пандемия вдохновила полностью поменять сюжет второй части «Горлова тупика», которую я уже начала писать. Ведь главная героиня книги – врач-эпидемиолог. Эта пандемия – то, чего не было никогда в мире. Скажу коротко: действия властей – во всех странах – погубили гораздо больше людей, чем вирус. Самое страшное – это попытка расчеловечивания людей. Самые базовые наши потребности – контакт физический, ментальный, возможность выпустить на прогулку детей – все это было объявлено вне закона. Под предлогом спасения жизни людей жизни лишили. И одновременно по всем каналам разносились панические новости.
— На волне паники погиб мой близкий друг, который умер от сердечного приступа.
— Люди понимают, что происходит глобальное насилие над природой человека. Был нацизм, был большевизм, а сегодня «медицизм». То есть, диктатура фармацевтической промышленности, которая началась еще задолго до пандемии. Есть статистика, что смертность от причин, вызванных неправильным лечением, — на четвертом месте в мире. А сейчас нам вообще ввели тотальный налог на воздух. У меня есть уверенность, что я и моя семья переболели этим вирусом в феврале-начале марта. Да, это была тяжелейшая орви, изнуряющий кашель, хуже всех ее перенес мой зять, но я не считаю, что это оправдывает ту истерическую волну, которая поднялась в СМИ и унесла, может быть, больше жизней, чем сам вирус.
— Вы подходите к юбилейной дате – 60 лет. Это не шутка. Подводите ли какие-нибудь итоги?
— Не придаю значения датам. Круглая, квадратная – я абсолютно к этому равнодушна. Просто понимаю, что этот возраст требует от меня более внимательного отношения к своему здоровью. Больше заниматься упражнениями на станке, больше гулять.
Загрузка...
